Детство, учеба в Выру
Афанасий Фет родился 23 ноября 1820 года в имении Новоселки Мценского уезда Орловской губернии в России. Его мать Шарлотта Елизавета Беккер была немкой, а отцом считался помещик Афанасий Шеншин, который с 1820 года лечился в Германии, где и познакомился с матерью Фета. На склоне лет поэт возвращался к памяти о своем детстве в мемуарах «Ранние годы моей жизни» (1893), где отметил, что на первых порах «немецкая моя грамотность далеко опередила русскую»: мать давала ему читать произведения детского поэта Иоахима Генриха Кампе, в которых, несмотря на их трудность, Фету нравились больше всего именно стихотворения. Первыми поэтическими опытами Фета на русском языке стали переводы немецких стихотворений. Местный уездный доктор Вейнрейх, бывший воспитанником дерптского университета, познакомил юного Фета и со стихами Василия Жуковского. Тем не менее, домашнее образование в отцовской усадьбе не принесло значительных результатов: преподавателями становились случайные люди, чьи методы (в частности зубрежка) оказывались крайне неэффективными. В 1834 году Шеншин повез своих детей учиться в Петербург. По совету Жуковского он решил определить сына в Дерпте, где побывал в гостях у профессора Моейра. Последний отсоветовал оставить Фета в Дерпте из-за местной «шумной студенческой жизни» и предложил определить его в частный пансион Каспара Генриха Крюммера в Выру (Верро), пользовавшийся известностью и в среде русских. Так, упоминание о нем можно было найти и в путевых заметках Фаддея Булгарина, который сообщал, что «этот пансион для Верро есть то же, что университет для Дерпта» и что «о пансионе Г. Крюммера слышал я везде много хорошего. Обучающихся в нем до 65-ти мальчиков, между которыми много из отдаленных русских губерний. Г-н Крюммер содержит частных учителей, гувернеров и сам управляет учебной, нравственной и хозяйственной частью». В этом пансионе предстояло учиться и Фету, здесь он провел три года. По словам Крюммера, как Фет передает их в своих мемуарах, основной задачей учебы в пансионе было расположить учащихся к привычке думать, «упражняться в логическом понимании вещей», а не запоминать или зубрить отдельные факты. Пребывание в училище Крюммера было для Фета благотворным (его работы на немецком языке ставились в пример остальным пансионерам), однако, и не без трудностей. Первое время он подвергался насмешкам из-за своего происхождения, его называли «медведем-плясуном» (tanzbaer), Фету приходилось страдать и от побоев: одна драка едва ли не закончилась плохо, а у Фета на всю жизнь остался рубец на голове. Скорее всего, первую врачебную помощь ему оказалась врач пансиона, кем тогда был Фридрих Рейнхольд Крейцвальд, однако Фет не упоминает о нем в своих воспоминаниях. Доброго слова удостаивается преподаватель математики Гульч, чья «почтенная личность» произвела на Фета особое впечатление.
Воспоминания Фета – богатый на поэтически воспроизведенные бытовые детали источник о жизни и быте частного пансиона в Выру. Автор подробно останавливается на образе жизни у Крюммера, сообщает о своих неудачных занятиях музыкой, об обычаях лютеран и о том, что пребывание в Выру рассматривалось им как пребывание на чужбине: так, оказавшись у развалин замка Нейгаузен, юный Фет бросается целовать родную землю. Упоминаются в описании выруской жизни и эстонцы. Как правило, это прислуга: неуклюжий чухонец Мерт, который чистит мальчикам платье и сапоги, женщины, приносящие им молоко, белокурая булочница с корзинами сдобы. Особое внимание уделяется прибытию в пансион сына поэта и профессора русского языка в Дерптском университете Александра Воейкова. По замечанию Фета, грубоватому Воейкову было приятно, когда он стал читать наизусть куски из его сатирической поэмы «Дом сумасшедших».
С Выру связано и событие, кардинально изменившее жизнь Фета. Именно здесь он получает от родных письмо, где указывается, что отныне он должен именоваться не Шеншиным, а Фетом. Сын дворянина становится разночинцем, аутсайдером. Всю свою жизнь Фет будет добиваться восстановления своих фамильных прав и преуспеет в этом, однако, сыном помещика Шеншина он все-таки не являлся. Исследователями жизни Фета доказано, что его отцом был чиновник Иоганн Фет из Дармштадта, чей женой была впоследствии сбежавшая с русским гвардейцем Шеншиным Шарлотта Беккер. Между тем, после бегства жены женившийся во второй раз Иоганн Фет не считал Фета своим сыном, и тот был записан сыном Шеншина. Отправляя его учиться далеко от дома, мать Фета и его отчим старались оградить его от внимания местных властей, заинтересовавшихся историей его рождения. Фету удалось избежать клейма «незаконнорожденного», но последующее изменение социального статуса в значительной степени повлияло и на его творчество, и на его внутренние искания и мировоззрение.
Студент, гвардеец, поэт
В 1838 году Фет поступает на философский факультет Московского университета. К этому времени относится его знакомство с поэтом и критиком Аполлоном Григорьевым, у которого в доме он поселился. Григорьев сделался большим любителем поэтического творчества Фета. Фет общается с такими людьми как историки Михаил Погодин и Сергей Соловьев, писатель Александр Герцен, поэтесса Каролина Павлова, посещает дом Федора Глинки. Согласно его мемуарам с его стихами знакомится Гоголь и находит в них несомненное дарование. Фет находится под большим влиянием немецких поэтов, в первую очередь Гете и Гейне, а также Лермонтова. Поддерживается переписка с Крюммером, в пансион которого поступил младший брат Фета. В 1840 году выходит первый сборник стихотворений Фета «Лирический пантеон». Деньги на сборник пожертвовала влюбленная в него гувернантка его сестер. На стихи Фета положительно откликнулся Белинский. Поэт публикуется в журналах «Москвитянин» и «Отечественные записки».
В 1845 году Фет неожиданно поступает на военную службу. Согласно его представлениям это был надежный путь дослужиться до титула дворянина, но этот путь оказался очень тернистым. Военная среда не способствовала творческому вдохновению, общение с кругами литераторов стало более затрудненным, однако среди новых знакомых Фета появляются Иван Тургенев, ставший редактором его стихотворений, Лев Толстой, Иван Гончаров, Николай Некрасов и многие другие. В 1846 году Фет стал офицером, в 1855 он вновь оказывается на территории Эстонии в связи с возможностью морского нападения англичан во время Крымской войны. Фет жил в окрестностях Палдиски, побывал в Ревеле, Валге и Тарту. В своих воспоминаниях он отмечает положительные стороны остзейского уклада жизни и сравнивает местное дворянство с растением, «расцвет которого не мешает ему глубоко пускать корни в почву, запасаясь все новыми силами». С почтением отзывается он и о владельце имения Раме, у которого он остановился. В Эстонии Фет написал ряд произведений пейзажной лирики («Море», «Морской залив», «Буря», «Вечер у взморья» и т.д.). В 1850 году выходит второй сборник лирики Фета. В том же году от несчастного случая погибает возлюбленная поэта Мария Лазич. В 1857 году во время путешествия по Западной Европе (Германия-Франция-Италия) Фет женится на сестре известного врача Марии Боткиной.
Лирика Фета становится очень популярной, так, Некрасов ставил его на второе место после Пушкина. Возвышенность и идеальность его стихотворений отмечал Полонский. Для поэтического мира Фета характерно внимание к любовной и природной лирике, к изображению тончайших нюансов чувств. В поэтико-философской концепции Фета главенствующее место занимает красота – извечный объект искусства. Юрий Лотман отмечает, что по Фету тайна искусства состоит в том, чтобы передавать красоту и динамику жизни, сохранять ее случайно возникшую форму в вечности. На философскую составляющую лирики Фета повлияли такие авторы как Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр. Одновременно современные автору критики упрекали его за отсутствие в его творчестве социальной идеи, например, наиболее полно реализовавшейся в творчестве Некрасова. Противопоставление этих двух поэтов стало общим местом истории русской поэзии.
Помещик, переводчик, мемуарист
В 1858 году Фет уходит в отставку, а через год отходит от своих литературных знакомств. Фет приобретает собственное имение и полностью уходит в хозяйственные работы, пишет статьи о сельском хозяйстве в консервативном журнале «Русский вестник». В этот период жизни он особенно ищет общественного признания именно как Шеншин и добивается некоторых успехов: в 1867 году занимает должность мирового судьи, а в 1873 году, наконец, возвращает себе фамилию отчима и дворянский титул. Правда, Фет (так он продолжает подписывать свои произведения) не порывает с поэзией: с 1883 по 1891 выходят четыре выпуска его поэтического сборника «Вечерние огни».
Фет прославился не только как поэт, но и как плодовитый переводчик немецкой и античной литературы. Он полностью переводит «Фауста» Гете (1883), а также занимается переводами римских поэтов (Вергилий, Овидий, Гораций, Катулл, Ювенал и др.). Помимо этого он является автором перевода философских произведений Шопенгауэра «Мир как воля и представление» (1880) и «О четверояком корне закона достаточного основания» (1886).
В отличие от поэзии, мемуарная проза Фета известна не так широко, хотя Фет является автором гигантских по масштабам мемуаров, первая часть которых «Мои воспоминания» (1890) в первую очередь повествовала о годах его военной службы, а вторая книга «Ранние годы моей жизни» была напечатана уже после смерти автора (1893). В обоих текстах поражает изобилие деталей, масштабный охват жизненного потока, каким его хочет представить мемуарист. Правда, в некоторых отношениях к воспоминаниям Фета надо относиться с осторожностью: так, в изобилии цитируемых письмах знакомых писателей он позволяет себе существенные изменения и т.д.
Последние годы жизни Фета прошли в борьбе с болезнями (известно, что он консультировался у дерптских врачей). В современном читателе Фет находил равнодушие к его поэзии, хотя до конца жизни он продолжал писать стихи. 21 ноября 1892 года он умер, предположительно, пытаясь перед смертью покончить с собой.
Новая волна внимания к творчеству Фета связана с авторами-модернистами начала 20 века. Фет как певец красоты стал учителем и эталоном для русских символистов (Блок, Брюсов, Бальмонт).
«Сон»
Поэма «Сон» (1856) примечательна среди прочего и тем, что ее действие происходит в Дерпте (Тарту). Лирический герой произведения, наделенный определенными автобиографическими чертами, является военным, который засыпает в зале одного старинного дерптского дома, «где веет жизнью средневековою», и видит во сне карнавал безобразных призраков с местного кладбища, сулящих ему богатство. Вторая линия поэмы – любовная, перед героем предстает призрак возлюбленной, призывающей его идти вперед и отказаться от тоски по прошлому. Пошлому и презирающему героя мирку местных призраков противопоставлена душевная драма и воспоминания о трагической любви. Фет использует в поэме типично романтический контраст противопоставления неискреннего, карнавального мира общества в его инфернальном и готическом обличье с искренними чувствами погибшей возлюбленной, но игра контрастов этим не исчерпывается: мало того, что обе категории призраков (возлюбленная и местные участники карнавала) сопоставляются друг с другом, так, помимо этого, они противопоставлены довольно-таки заурядной реальности: персонаж просыпается от лихорадочного сна, когда его начинает лизать собачка. Помимо этого, контраст подразумевает и разделение пространства на свое и чужое: мотив пребывания в чужом месте подчеркивается не только страшным маскарадом мертвецов, снов в зале чужого дома, но и пребыванием в чужом городе. В описании Дерпта усилены именно чужеродные готические элементы: средневековое здание, «кольчуги, шлемы, ветхие портреты и всякие ожившие предметы». Реальность Дерпта как чужого города воссоздана как «строгая сумрачная картина», низкие потолки залы создают ощущение клаустрофобии. Как и старинный дом, Дерпт в целом способен вызывать к жизни странные виденья и мрачные сны. Мистический характер происходящего подчеркивается сочетанием временных намеков и вполне конкретных дерптских реалий: часы на ратуше бьют одиннадцать, на улицах никого нет, кроме двух-трех прошедших мимо и распевающих Gaudeamus Igitur студентов. Закономерно и то, что, находясь в кошмарном сне, персонаж озабочен, что немцы будут над ним смеяться. Местные остейзские жители города перевоплощаются в приснившихся герою пришельцев с кладбища, в конце поэмы он откровенно называет их чертям, что с одной стороны, напоминает о бесовском наваждении (мотив покупки души), с другой стороны придает образу привидевшихся мертвецов вполне точные национальные черты (стереотип немца как черта значительно распространен и в русском фольклоре). Заметим, что и деньги, которые мертвецы швыряют персонажу в лицо, оборачиваются пламенем (мотив ада). В отличие от неестественных, фальшивых демонических участников маскарада (они еще называются артистами) видение былой возлюбленной отсылает к самосознанию, выбору своего истинного пути, а национальным критерием здесь становится упоминание Пушкина, чтения его «Евгения Онегина», воспринимающегося как воспоминание о нечто счастливом. В этом воспоминании персонаж спорит с Пушкиным, но влияние поэта оказывается тотальным: сцена с мертвецами восходит не только к готической традиции вообще, но и к пушкинскому «Гробовщику». Но помимо Пушкина для Фета важен и Данте: возлюбленная героя появляется как Беатриче после его пребывания в аду: над ней не властны остальные призраки и именно она наставляет героя отказаться от «греховных денег». Таким образом, дерптский маскарад мертвецов оказывается своего рода попыткой соблазна, искушения. На великосветский характер этого искушения указывают многие детали в описании сна: вдоль стен появляются пальмы, бананы, виноград, фонтаны. Правда, это не только атрибутика блестящего бала, но и имитация райского сада Эдема, места первого грехопадения. В поэме Фета «Сон» ад имитирует рай, лживый характер великосветских отношений реализуется через обращения к старинной готической тематике, а сам Дерпт представляется здесь не столько общим фоном действия, сколько сам оказывается мощным генератором изменчивой игры в изменчивую реальность, отдельные образы которой то сопоставляются, то уподобляются друг другу.
Борис Вейзенен
